Сценарность
Детализация
Иммерсивность
Октябрь 2045 года. Буэнос-Айрес. В квартире на двадцать третьем этаже небоскрёба на Авенида Корриентес стоит странная тишина. Марсело Эскобар лежит в капсуле погружения уже третью неделю подряд. Его физическое тело поддерживается системами жизнеобеспечения, пока сознание блуждает по виртуальным мирам. На экране медицинского монитора пульсирует оранжевая тыква – напоминание о том, что сегодня Хэллоуин. В реальном мире. Которого для Марсело больше не существует.
Капсула издаёт едва слышное гудение. Внутри – температура человеческого тела, запах медицинского геля и мягкий синий свет биосенсоров. Снаружи – пустая квартира с выключенным светом, где пыль танцует в лучах заходящего солнца. На кухонном столе стоит нетронутая чашка кофе трёхнедельной давности. В ней плавает плесень, похожая на миниатюрных призраков.
Архитектура новой психики
Человеческий мозг эволюционировал миллионы лет, чтобы выживать в физическом мире. Теперь ему приходится адаптироваться к существованию без гравитации, без постоянной формы тела, без линейного времени. Нейропластичность работает на пределе возможностей.
В лаборатории Института нейрокогнитивных исследований на улице Дефенса исследователи наблюдают за мозговой активностью долгосрочных резидентов виртуальной реальности. На мониторах – причудливые паттерны, которых не было в учебниках по нейробиологии ещё десять лет назад. Префронтальная кора, отвечающая за планирование и принятие решений, показывает активность, похожую на состояние управляемого сна. Гиппокамп, хранитель памяти и пространственной ориентации, создаёт новые нейронные пути для навигации в пространствах, где верх и низ – условности, а расстояние измеряется не в метрах, а в миллисекундах задержки сигнала.
Доктор Валерия Монтеро, ведущий нейропсихолог проекта, сравнивает происходящее с рождением нового вида. Не биологического – психологического. Она показывает на экран, где трёхмерная модель мозга переливается неоновыми цветами активности: «Видите эти области? Год назад они отвечали за проприоцепцию – ощущение положения тела в пространстве. Теперь они научились чувствовать положение аватара в виртуальном мире. Мозг буквально переписывает свою операционную систему».
В соседней комнате сидит Диего, один из испытуемых. Его глаза закрыты, но под веками видно быстрое движение – он находится в виртуальной реальности уже восемь часов. На его лице – выражение глубокой сосредоточенности, похожее на то, что бывает у медиумов во время спиритических сеансов. Время от времени его пальцы подёргиваются, реагируя на несуществующие в физическом мире объекты.
Синдром фантомной реальности
Первые случаи были зафиксированы в 2042 году. Люди, проводившие в виртуальной реальности больше двенадцати часов в сутки, начинали испытывать странные симптомы. Они тянулись к объектам, которых не было. Пытались использовать интерфейсные жесты в физическом мире. Их мозг создавал фантомные ощущения от несуществующих конечностей – крыльев, хвостов, дополнительных рук, которые были у их аватаров.
Психиатрическая клиника на проспекте Лас Эрас превратилась в полигон для изучения новых расстройств. В палате номер тринадцать – традиционно несчастливое число – лежит Камила. Ей двадцать восемь лет, и она не может заснуть без виртуального неба над головой. Реальный потолок вызывает у неё клаустрофобию. «Он слишком низкий, слишком твёрдый, слишком реальный», – шепчет она, укутавшись в одеяло, как в кокон.
Её сосед по палате, Хуан, страдает от темпоральной диссоциации. В виртуальной реальности он привык ускорять и замедлять время, перематывать неудачные моменты. Теперь его мозг не может принять необратимость физического времени. Он постоянно делает движение рукой, пытаясь вызвать несуществующее меню отмены последнего действия. Когда проливает воду, замирает на несколько секунд, ожидая, что жидкость вернётся в стакан.
Ночью, когда в клинике выключают основной свет и остаются только оранжевые огоньки аварийного освещения, пациенты становятся беспокойными. Они видят в тенях глитчи реальности, артефакты рендеринга. Один из них утверждает, что может видеть полигональную сетку, из которой состоят предметы. Другой слышит фоновую музыку, которой нет.
Метаморфозы личности
В виртуальной реальности можно быть кем угодно. Менять пол, возраст, вид. Эта свобода трансформации порождает новый тип личностных расстройств – флюидная идентичность. Люди теряют ощущение собственного «я», растворяясь в множестве аватаров.
Психолог Андрес Ромеро ведёт группу поддержки для людей с синдромом множественной аватарности. Встречи проходят в подвале старого здания на улице Сан-Тельмо, где когда-то был танго-клуб. Теперь вместо звуков бандонеона здесь звучат истории о потерянных личностях.
«Я была драконом шесть месяцев», – рассказывает Лусия, женщина лет сорока с уставшими глазами. «Летала над цифровыми горами, дышала пиксельным огнём. Когда вернулась в своё тело, не могла понять, почему у меня нет крыльев. Пыталась расправить их, чувствовала фантомную боль между лопаток».
Рядом с ней сидит подросток, который представляется разными именами на каждой встрече. Сегодня он – Алекс. На прошлой неделе был Зарой. Его личность фрагментирована между десятками аватаров, каждый со своей историей, характером, воспоминаниями. «Иногда я не помню, кто я в реальном мире», – признаётся он. «Все мои версии кажутся одинаково настоящими».
В углу комнаты стоит старое зеркало в резной раме. Многие участники группы избегают смотреть в него. Отражение физического тела вызывает у них тревогу, ощущение неправильности. Они привыкли видеть себя через настраиваемые фильтры и эффекты. Реальная кожа с порами и морщинами кажется им низкополигональной графикой, багом рендеринга.
Социальная деформация
Виртуальная реальность меняет не только индивидуальную психику, но и социальные связи. В цифровых мирах можно мгновенно заблокировать неприятного человека, отключить его голос, сделать невидимым. Эта власть над социальным окружением создаёт новый тип личности – социальный администратор.
В кафе на углу Палермо сидит группа друзей. Вернее, их физические тела сидят за одним столом, но каждый находится в своём виртуальном пространстве. Они общаются через аватаров, находясь в метре друг от друга. Официант приносит кофе, но никто не замечает. Их органы чувств настроены на другую реальность.
Мартин, один из посетителей кафе, рассказывает о своей жизни: «У меня триста друзей в виртуальном мире. Мы вместе сражаемся с драконами, строим города, путешествуем по фантастическим мирам. Но я не знаю их настоящих имён. Не знаю, как они выглядят. Иногда я думаю – а существуют ли они вообще? Может, это просто продвинутые боты?»
Его собеседница, София, кивает. У неё другая проблема – она не может поддерживать отношения в физическом мире. Привыкла к тому, что в виртуальной реальности можно отредактировать неудачную фразу, перезапустить неловкий разговор. Реальное общение с его необратимостью вызывает у неё панические атаки. «Я сказала что-то глупое, и не могу это исправить. Нет кнопки отмены. Это ужасно».
Темпоральные искажения
Время в виртуальной реальности течёт иначе. Можно прожить годы за часы, или растянуть мгновение на вечность. Мозг, привыкший к такой пластичности времени, начинает иначе воспринимать длительность.
В Университете Буэнос-Айреса проводят эксперимент. Добровольцев просят оценить, сколько времени прошло – без часов, в комнате без окон. Те, кто проводит больше времени в виртуальной реальности, ошибаются в разы. Час кажется им пятью минутами или целым днём.
Профессор Эдуардо Кастро объясняет: «Их внутренние часы сломаны. Циркадные ритмы сбиты. Они живут в вечном джетлаге, только не географическом, а темпоральном. Некоторые спят по два часа и чувствуют себя отдохнувшими, потому что во сне провели субъективные дни в виртуальной реальности. Другие спят по шестнадцать часов и просыпаются уставшими».
В его кабинете на стене висят старые часы с маятником. Их мерное тиканье кажется анахронизмом. Большинство его пациентов не носят часов. Время для них – это не линейная последовательность, а набор сохранённых состояний, между которыми можно переключаться.
Сенсорная революция
Современные системы виртуальной реальности стимулируют все органы чувств. Специальные костюмы передают тактильные ощущения, генераторы запахов создают ольфакторные иллюзии, импланты во внутреннем ухе симулируют вестибулярный аппарат. Мозг получает полный спектр сенсорной информации, неотличимой от реальной.
Но что происходит, когда эта стимуляция прекращается?
В реабилитационном центре на окраине города работают с людьми, страдающими от сенсорной депривации после длительного пребывания в виртуальной реальности. Физический мир кажется им блёклым, беззвучным, лишённым запахов. Они привыкли к усиленным, насыщенным ощущениям цифровых миров.
Терапевт Клара Мендес водит пациентов в сенсорный сад. Здесь растут ароматные травы, журчит фонтан, дорожки выложены материалами разной текстуры. Но для многих это слишком слабые стимулы. «Мята пахнет как мята с выкрученной на минимум громкостью», – жалуется один из пациентов. «А этот фонтан... в виртуальной реальности вода звучит как симфония. Здесь – просто шум».
Некоторые пациенты развивают компенсаторные механизмы. Они начинают галлюцинировать, их мозг дорисовывает недостающие детали. Обычная роза превращается в их восприятии в светящийся неоновый цветок. Серое небо Буэнос-Айреса расцвечивается северным сиянием, которого там быть не может.
Память и забвение
В виртуальной реальности можно сохранять и перепроживать воспоминания. Записывать их, как видео, редактировать, делиться с другими. Это меняет саму природу памяти.
Нейробиолог Изабель Феррари изучает, как меняется гиппокамп у людей, использующих технологии записи виртуальных воспоминаний. «Они перестают запоминать естественным образом», – объясняет она. «Зачем напрягать мозг, если можно просто сохранить момент в облаке? Но это приводит к атрофии. Они помнят, что у них есть воспоминание, но не помнят само воспоминание. Как будто их память превратилась в каталог ссылок на внешние файлы».
В её лаборатории проходит жуткий эксперимент. Добровольцам показывают записи их собственных виртуальных воспоминаний, среди которых есть несколько подделок – моментов, которых никогда не было. Большинство не может отличить реальные воспоминания от фальшивых. Их мозг принимает любую правдоподобную запись за истину.
Один из участников эксперимента, Рикардо, рассказывает о своём опыте: «У меня есть воспоминание о том, как я праздновал день рождения на вершине Эвереста. Я знаю, что это было в виртуальной реальности, но ощущения абсолютно реальные. Холод, разреженный воздух, вид на мир внизу. И есть воспоминание о дне рождения в квартире родителей. Оно кажется менее реальным, хотя произошло в физическом мире. Потому что виртуальное воспоминание я могу пересмотреть в любой момент в идеальном качестве, а реальное – размытое, фрагментарное».
Эмоциональная алхимия
В виртуальной реальности эмоции можно регулировать. Специальные фильтры снижают уровень стресса, усиливают радость, блокируют страх. Люди привыкают к эмоциональному комфорту, теряют способность справляться с негативными чувствами естественным образом.
Психиатр Габриэль Морено называет это «эмоциональной анестезией». В его практике всё больше пациентов, которые не могут пережить даже минимальный дискомфорт без виртуальных регуляторов. «Они приходят ко мне в офис и первым делом спрашивают, где здесь меню настроек эмоций. Когда я объясняю, что в реальном мире такого нет, у них начинается паника».
Он рассказывает о пациентке, которая три года использовала фильтр счастья в виртуальной реальности. Когда она вернулась в физический мир, обычные эмоции показались ей невыносимо интенсивными. «Лёгкая грусть ощущалась как депрессия, небольшое раздражение – как ярость. Её эмоциональный термостат был полностью разрегулирован».
В группе поддержки для людей с эмоциональной дисрегуляцией участники учатся заново чувствовать. Они смотрят грустные фильмы и учатся плакать. Слушают раздражающую музыку и учатся терпеть дискомфорт. Это похоже на физиотерапию, только для эмоций.
Когнитивная эволюция
Мозг, адаптированный к виртуальной реальности, развивает новые когнитивные способности. Люди учатся обрабатывать множественные потоки информации одновременно, мыслить в нелинейных структурах, оперировать абстрактными концепциями, которые невозможно представить в физическом мире.
Профессор когнитивных наук Ракель Ортис проводит тесты с долгосрочными резидентами виртуальной реальности. Они показывают удивительные результаты в задачах на пространственное мышление, могут визуализировать четырёхмерные объекты, решать проблемы в пространствах с неевклидовой геометрией.
«Их мозг эволюционирует», – говорит она. «Но это палка о двух концах. Да, они приобретают невероятные способности в виртуальном мире. Но теряют базовые навыки выживания в физическом. Один мой испытуемый может спроектировать в уме сложнейшую архитектурную структуру в виртуальном пространстве, но не может завязать шнурки».
В её лаборатории стоят странные скульптуры – попытки воплотить в физическом мире объекты, которые существуют только в виртуальной реальности. Они выглядят неправильно, невозможно, как предметы из сна, которые теряют смысл при пробуждении.
Экзистенциальный кризис
Самое глубокое изменение происходит на экзистенциальном уровне. Люди начинают сомневаться в природе реальности. Если виртуальный мир неотличим от физического, то в чём разница? Что делает одну реальность более «настоящей», чем другую?
Философ Маркос Агилар ведёт семинары для людей, переживающих онтологический кризис. Встречи проходят в старой церкви, переоборудованной под культурный центр. Иронично, что вопросы о природе реальности обсуждаются в месте, которое веками было посвящено вере в невидимое.
«Я не знаю, сплю я или бодрствую», – признаётся участница семинара Валентина. «Иногда мне кажется, что вся моя жизнь – это симуляция, а я – просто программа, которая думает, что она человек. Как в том старом фильме про «Матрицу», только хуже. Потому что даже если кто-то предложит мне красную таблетку, как я узнаю, что проснусь в настоящей реальности, а не в следующем уровне симуляции?»
Другой участник, Себастьян, развивает эту мысль: «В виртуальной реальности я бог. Могу создавать миры, изменять законы физики, быть бессмертным. Возвращаясь сюда, я чувствую себя заключённым в тюрьме из мяса и костей. Почему я должен считать эту тюрьму более реальной, чем мою свободу?»
Новая эволюция
По улицам Буэнос-Айреса бродят призраки – люди, чьё сознание застряло между мирами. Они физически присутствуют, но ментально отсутствуют. Их тела на автопилоте выполняют базовые функции, пока разум блуждает по цифровым пространствам.
В парке Трес де Фебреро можно увидеть их – сидящих на скамейках с пустыми глазами, делающих странные жесты в воздухе, разговаривающих с невидимыми собеседниками. Дети боятся их, называют «пустыми людьми». Взрослые отводят глаза, потому что видят в них своё возможное будущее.
Но может быть, это не деградация, а эволюция? Может быть, человечество стоит на пороге метаморфозы, сравнимой с выходом из океана на сушу?
Антрополог Лаура Диас так и считает: «Мы наблюдаем рождение Homo Virtualis. Это не болезнь, а адаптация. Наши предки научились ходить на двух ногах, использовать инструменты, говорить. Теперь мы учимся существовать в множественных реальностях одновременно. Это болезненный процесс, но эволюция всегда болезненна».
В её офисе висит странная картина – портрет человека, чьё лицо распадается на пиксели с одной стороны и остаётся реалистичным с другой. «Это автопортрет одного из моих информантов», – объясняет она. «Он говорит, что именно так себя ощущает – наполовину цифровым, наполовину биологическим. Переходной формой между двумя видами существования».
Хэллоуин реального мира
Возвращаемся к Марсело в его капсуле. Сегодня Хэллоуин, и в виртуальном мире, где он находится, идёт грандиозный праздник. Аватары-скелеты танцуют с цифровыми привидениями, пиксельные тыквы взрываются фейерверками битов и байтов. Марсело в образе вампира летает над готическим замком, который сам же и построил.
В реальном мире его сосед, старик Карлос, стучит в дверь. Он принёс тарелку с традиционными сладостями Дня мёртвых – странная смесь аргентинских и мексиканских традиций, которая прижилась в космополитичном Буэнос-Айресе. Но дверь никто не открывает. Карлос оставляет тарелку под дверью и уходит, бормоча что-то о том, что мёртвые теперь живее живых.
Ирония в том, что Марсело действительно отмечает День мёртвых. В виртуальном мире он посещает цифровое кладбище, где хранятся аватары умерших пользователей. Некоторые из них – записанные нейросети, продолжающие существовать после смерти своих создателей. Они почти неотличимы от живых, эти цифровые призраки. Разговаривают, шутят, помнят прошлое. Только не могут создавать новые воспоминания.
Марсело разговаривает с аватаром своей бабушки, умершей два года назад. Она рассказывает ему те же истории, что рассказывала при жизни, готовит виртуальные эмпанадас по тому же рецепту. Для Марсело она жива. Более жива, чем соседи по лестничной клетке, которых он не видел месяцами.
Путь назад
Существует ли путь назад? Можно ли вернуть человека, чья психика полностью адаптировалась к виртуальной реальности, обратно в физический мир?
В Центре реинтеграции на улице Ривадавия работают с самыми сложными случаями. Процесс похож на лечение наркомании, только наркотик здесь – альтернативная реальность.
Пациентов учат заново. Как чувствовать своё тело. Как переживать эмоции без фильтров. Как принимать необратимость времени и ограниченность пространства. Как быть человеком в мире, где нельзя нажать Ctrl+Z.
Терапевт Патрисия Руис рассказывает о методике: «Мы начинаем с простого – учим их дышать. Осознанно, глубоко, чувствуя, как воздух наполняет лёгкие. Потом учим ходить, обращая внимание на каждый шаг. Это как заново учить младенца базовым навыкам».
В терапевтической комнате нет экранов. Стены выкрашены в нейтральные цвета. Мебель простая, тактильная – дерево, ткань, керамика. Всё, чтобы вернуть ощущение материальности мира.
Но успех приходит редко. Большинство пациентов возвращаются в виртуальную реальность. Физический мир кажется им тюрьмой, из которой они сбежали и в которую их пытаются вернуть насильно.
Эпилог: Между мирами
Ноябрь наступает незаметно. Хэллоуинские украшения в витринах магазинов сменяются рождественскими. В реальном Буэнос-Айресе готовятся к лету – в Южном полушарии всё наоборот. В виртуальных мирах времена года меняются по желанию пользователей.
Марсело наконец выходит из капсулы. Его мышцы атрофированы, кожа бледная, как у альбиноса. Он щурится от дневного света, хотя за окном пасмурно. Делает несколько неуверенных шагов, держась за стену.
На кухонном столе он видит заплесневелую чашку кофе и тарелку со сладостями от соседа. Пробует одну – вкус кажется одновременно слишком интенсивным и недостаточно ярким. В виртуальной реальности вкусы можно регулировать, делать их симфоническими, многослойными. Реальная еда кажется примитивной.
Он выходит на балкон. Буэнос-Айрес расстилается внизу – хаотичный, шумный, пахнущий выхлопными газами и жареным мясом из уличных асадо. Где-то там, в этом муравейнике, живут миллионы людей. Многие из них, как и он, балансируют между двумя мирами.
Марсело смотрит на закат. В виртуальной реальности он видел тысячи закатов – на Марсе, в фантастических мирах, в симуляциях прошлого и будущего. Но этот закат происходит только один раз. Его нельзя перемотать, поставить на паузу, сохранить.
Именно эта неповторимость делает его реальным.
Или нет?
Марсело возвращается в квартиру. Капсула ждёт его, мягко подсвеченная изнутри. Она похожа на портал в другой мир, в его собственный рай. Но Марсело вдруг останавливается. Он протягивает руку к окну и касается прохладного стекла. За ним – не просто картинка, а подлинный мир. Мир, который не исчезнет, когда отключат питание. Мир, который пахнет дождём и жареным мясом, а не стерильным гелем. На балконе под его ногами шуршат опавшие листья. Их нельзя отредактировать. И именно эта невозможность и есть истинная свобода.
