Дети угасающих звёзд: Дело о связи, которую нельзя разорвать

Деревня Эш-Пойнт дышала пылью. Не обычной – той, что оседает на мебели и липнет к коже. Нет. Эта пыль была старше. Она висела в воздухе, как взвесь забытых лет, и когда ветер гнал её по пустым улицам, казалось, будто кто-то перелистывает страницы книги, написанной ещё до рождения первого человека.

Здесь не было неона. Только потрескавшийся асфальт, деревянные дома с облупившейся краской и небо – такое чёрное и густое, что казалось, будто оно давит на плечи. А звёзды... Звёзды здесь были не просто точками света. Они были присутствием.

Старая Рут стояла у окна своего дома на краю деревни и смотрела вверх. Её пальцы, узловатые и тёмные от земли, сжимали край занавески. Она не спала уже третью ночь. И не она одна.

В комнате за её спиной спал ребёнок. Мальчик. Семь лет. Его звали Сайлас, и он был особенным – как все дети, рождённые в Эш-Пойнте за последние двадцать лет. Особенным так, что люди из города приезжали сюда с камерами и блокнотами, задавали вопросы, качали головами и уезжали, не найдя ответов. А потом переставали приезжать вообще. Потому что некоторые истины слишком неудобны, чтобы их записывать.

Сайлас спал беспокойно. Его дыхание было прерывистым, словно он бежал во сне. Рут слышала, как он ворочается, как шепчет что-то невнятное. Она не поворачивалась. Она знала, что увидит: холодный пот на лбу, сжатые кулаки, губы, шевелящиеся в беззвучной молитве.

Он угасал.

Не быстро. Не так, чтобы это можно было заметить за день или два. Но Рут знала. Она видела это раньше – много лет назад, когда её собственный сын... Она сглотнула, отгоняя воспоминание, как муху.

Звезда на небе, та, что была прикреплена к Сайласу с момента его рождения, тускнела. Рут не знала её научного названия. Для неё это была просто «звезда Сайласа» – яркая, холодная, пульсирующая где-то в созвездии, которое местные окрестили «Колыбелью». Она всегда была самой яркой. А теперь... Теперь её свет дрожал, как пламя свечи на сквозняке.

Рут провела ладонью по лицу. Кожа была сухой, шершавой. В деревне никто не говорил об этом вслух, но все знали. Дети и звёзды. Звёзды и дети. Как будто кто-то там, наверху, играл в игру, правил которой никто не понимал, но все чувствовали на своей шкуре.

Когда рождался ребёнок, на небе вспыхивала звезда. Не новая – нет, астрономы бы это заметили. Просто... одна из тех, что уже были, начинала светить ярче. И ребёнок рос, отражая её ритм. Если звезда пульсировала – ребёнок был неугомонным. Если она горела ровно – ребёнок был спокойным. Если она меняла цвет... Ну, это случалось редко, и никто не любил об этом вспоминать.

Рут закрыла глаза. Её пальцы сжались крепче. Она вспомнила, как двадцать лет назад врач – молодой, самоуверенный, с планшетом в руках – пытался объяснить ей, что всё это чушь. Совпадения. Коллективная галлюцинация. Изоляция. Недостаток образования. Он говорил долго, пока Рут не показала ему на окно и не сказала: «Смотрите». И он смотрел. И видел, как звезда её сына мигнула – ровно в тот момент, когда мальчик на руках Рут вздрогнул во сне.

Врач больше не приезжал.

Сейчас, стоя у окна в холодной темноте, Рут чувствовала, как что-то ломается внутри неё. Она не верила в судьбу. Не верила в богов. Но она верила в то, что видела своими глазами каждую ночь последние семь лет.

И то, что она видела сейчас, было хуже любого кошмара.

Звезда Сайласа умирала.

А вместе с ней – умирал и он.

---

Утро пришло серым и липким, как всегда в Эш-Пойнте. Рут не спала – она просто переместилась от окна к столу, где остывала кружка с чем-то, что когда-то было кофе. Её пальцы машинально перебирали старые фотографии, разложенные на потрескавшейся клеёнке. Лица. Дети. Все они когда-то жили здесь, в этой деревне, где небо было слишком близко, а звёзды – слишком внимательны.

Сайлас проснулся около шести. Рут услышала, как он возится в комнате, как шаркает босыми ногами по полу. Потом – тишина. Долгая. Неестественная. Рут замерла, прислушиваясь. Её сердце билось слишком громко, слишком быстро, заглушая звуки дома.

– Бабушка? – голос мальчика был тихим, осторожным. Как будто он боялся разбудить что-то, что спало в стенах.

– Здесь, – отозвалась Рут, не поворачивая головы.

Сайлас вышел из комнаты. Он был худым – слишком худым для семи лет. Рёбра проступали сквозь выцветшую футболку, руки казались тонкими, как ветки. Но хуже всего были глаза. Тёмные, глубокие, с синими тенями под ними. Глаза старика в лице ребёнка.

Он подошёл к столу и сел напротив Рут. Молча. Его взгляд скользнул по фотографиям, задержался на одной – мальчик, лет десяти, с широкой улыбкой и растрёпанными волосами. Сын Рут. Её Мэттью.

– Он тоже? – спросил Сайлас.

Рут кивнула. Слова застряли где-то в горле, как осколки стекла.

– Когда?

– Давно. Очень давно.

Сайлас ничего не сказал. Он просто продолжал смотреть на фотографию, словно пытался вытянуть из неё что-то, что Рут не могла ему дать. Ответ. Объяснение. Надежду.

Рут налила ему воды из кувшина. Стакан был старым, с трещиной сбоку. Вода пахла металлом и чем-то ещё – чем-то, что нельзя было определить, но что всегда было здесь, в Эш-Пойнте. Привкус пыли. Привкус звёзд.

– Доктор Каллен приедет сегодня, – сказала Рут, хотя знала, что это ничего не изменит.

Сайлас кивнул. Он пил медленно, маленькими глотками, как будто каждый требовал усилий.

Доктор Каллен был не из тех, кто приезжал с камерами и блокнотами. Он был местным – вырос здесь, уехал учиться, вернулся. Не потому, что хотел. Просто... некоторые места не отпускают. Он знал о детях и звёздах больше, чем кто-либо ещё, хотя никогда не говорил об этом вслух. В его кабинете, в старом здании школы, стояли карты звёздного неба, исписанные от руки. На них были пометки – даты рождений, имена, линии, соединяющие точки света с точками на земле.

Он был единственным, кто не пытался объяснить. Он просто наблюдал.

Когда Каллен приехал, было уже после полудня. Его машина – старый пикап, который больше ржавчины, чем металла – остановилась у дома Рут с глухим стуком. Он вышел медленно, устало, неся в руках потрёпанную сумку. Волосы его были седыми, хотя ему не было и пятидесяти. Лицо – изрезанным морщинами, как карта дорог, по которым он слишком долго ездил.

– Рут, – кивнул он, поднимаясь на крыльцо.

– Доктор.

Они не обменивались любезностями. Не здесь. Не сейчас.

Каллен прошёл в комнату Сайласа. Мальчик сидел на кровати, обхватив колени руками. Его взгляд был устремлён в окно, туда, где дневное небо скрывало звёзды, но не их присутствие.

– Привет, Сайлас, – сказал Каллен, присаживаясь на край кровати.

Мальчик не ответил. Он просто смотрел.

Каллен достал из сумки стетоскоп, фонарик, несколько инструментов, которые здесь были бесполезны, но которые он всё равно носил с собой. Потому что так делают врачи. Потому что иначе не остаётся ничего, кроме признания собственной беспомощности.

Он послушал сердце Сайласа. Оно билось медленно. Слишком медленно. Как будто внутри мальчика что-то замедлялось, останавливалось, гасло. Каллен проверил пульс. Давление. Температуру. Всё было в пределах нормы. И всё было неправильно.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он, убирая инструменты.

– Холодно, – ответил Сайлас. – Всё время холодно.

Каллен кивнул. Он слышал это раньше. От других детей. От Мэттью, сына Рут, двадцать лет назад.

– Ты видел её? – спросил он тихо.

Сайлас медленно повернул голову. Его глаза встретились с глазами Каллена, и в них было что-то такое, от чего по спине врача пробежал холод.

– Каждую ночь, – сказал мальчик. – Она зовёт меня.

Каллен вышел из комнаты, закрыв за собой дверь. Рут ждала его на кухне, стоя у окна – в той же позе, в которой она провела всю прошлую ночь.

– Сколько? – спросила она, не оборачиваясь.

Каллен вздохнул. Он положил сумку на стол и провёл рукой по лицу.

– Не знаю. Может, неделя. Может, месяц. Это не... это не работает так, как должно работать.

– Ничего здесь не работает так, как должно, – сказала Рут.

Она повернулась к нему. Её лицо было каменным, но глаза... глаза выдавали всё. Страх. Отчаяние. Ярость.

– Ты можешь что-нибудь сделать?

Каллен покачал головой.

– Я даже не знаю, что с ним происходит. Медицински – он здоров. Но...

– Но он умирает.

– Да.

Тишина повисла между ними, густая и тяжёлая. Где-то снаружи ветер гнал пыль по улице. Звук был протяжным, как стон.

– Я видел карты, – сказал Каллен внезапно. – Те, что в твоём доме. И свои. Я сравнивал.

Рут не ответила. Она ждала.

– Это не случайность, Рут. Звезда, привязанная к Сайласу... она в финальной стадии. Астрономы говорят, что она скоро погаснет. Окончательно. Может быть, через месяц. Может, через год. Но для звезды это... мгновение.

– И что мне с этим делать? – голос Рут был ровным, но в нём звенело что-то острое. – Лететь туда и зажечь её снова?

Каллен молчал. Потом медленно покачал головой.

– Я не знаю. Но я знаю одно: здесь, в Эш-Пойнте, дети связаны с небом так, как это не должно быть возможно. И если мы не поймём, как... мы потеряем ещё одного.

Рут отвернулась к окну. Её плечи были напряжены, как струны. Где-то в глубине дома Сайлас кашлянул – тихо, сухо.

– Я уже теряла, – прошептала она. – И я не хочу терять снова.

Но небо не слушало. Оно просто висело над деревней, безразличное и вечное, усеянное миллионами холодных точек света. И одна из них – далёкая, невидимая днём, но неотвратимая – медленно угасала, забирая с собой жизнь мальчика по имени Сайлас.

---

Вечером того же дня Каллен вернулся в свой кабинет. Здание старой школы пустовало уже много лет – дети из Эш-Пойнта учились теперь дома или вовсе не учились, а те немногие семьи, что оставались, предпочитали не собираться вместе. Слишком много вопросов. Слишком много взглядов, устремлённых в небо вместо учебников.

Он поднялся по скрипучей лестнице на второй этаж, где когда-то был класс биологии, а теперь – его импровизированная обсерватория. Карты звёздного неба покрывали стены, словно обои из кошмара. Красные нити соединяли точки – звёзды и имена, даты рождений и даты смертей. Некоторые нити обрывались. Слишком многие.

Каллен зажёг настольную лампу. Свет упал на раскрытый блокнот, исписанный его неровным почерком. Заметки. Наблюдения. Попытки найти закономерность там, где её, казалось, быть не могло.

«Сайлас Грей. Рождён 14 марта 2018. Звезда: HD 189733 (предположительно). Класс: K-оранжевый карлик. Расстояние: ~63 световых года. Текущее состояние: затухание. Симптомы у ребёнка: слабость, потеря веса, температурные флуктуации, дезориентация».

Он откинулся на спинку стула, потирая виски. Всё это было безумием. Научным абсурдом. И всё же... всё же он видел это своими глазами. Двадцать три ребёнка за последние двадцать лет. Двадцать три звезды. Некоторые связи были очевидны – яркая звезда, яркий ребёнок. Тусклая – замкнутый, тихий. Переменные звёзды порождали детей с непредсказуемыми эмоциями, мечущихся между крайностями.

А умирающие звёзды... Каллен сглотнул. Он не хотел думать об этом, но память была безжалостна. Мэттью, сын Рут. Девочка по имени Эмма. Близнецы Харт. Все они исчезли вместе со светом своих звёзд. Не сразу. Медленно, как будто что-то вытягивало из них жизнь глоток за глотком.

Он встал и подошёл к телескопу, установленному у окна. Старый, потрёпанный, но всё ещё рабочий. Каллен навёл его на участок неба, где должна была находиться звезда Сайласа. Прищурился, настраивая фокус.

Там. Тусклое оранжевое свечение, дрожащее на грани видимости. Каллен записал данные: яркость, спектр, колебания. Всё указывало на одно – звезда выгорала. Её ядро истощалось, внешняя оболочка раздувалась и остывала. Ещё несколько месяцев, может быть, год – и она превратится в белый карлик, холодный остаток того, что когда-то было источником света и тепла.

И Сайлас... что станет с Сайласом?

Каллен отошёл от телескопа. Его взгляд упал на другую карту – ту, что висела в углу, частично скрытая тенью. На ней были отмечены не только дети Эш-Пойнта, но и другие места. Маленькие деревни, забытые посёлки на краю света. Места, где небо было чистым, а люди – немногочисленными. Он собирал сообщения годами. Слухи. Истории. Большинство из них были чушью, но некоторые...

Некоторые звучали слишком знакомо.

В горах Перу была деревня, где дети рождались с глазами цвета звёздного неба – и все они умирали до десяти лет. В Монголии – кочевое племя, чьи шаманы утверждали, что могут видеть нити, связывающие новорождённых с небесами. В Австралии, в глубине Аутбека, аборигены рассказывали о «детях Сновидений», которые приходили из звёзд и возвращались туда же.

Каллен не верил в мистику. Но он не мог игнорировать совпадения.

Его телефон завибрировал. Сообщение от Рут: «Приезжай. Срочно».

Он схватил куртку и выбежал из здания.

---

Когда Каллен ворвался в дом Рут, первое, что он услышал, был крик. Не громкий, не истеричный – хуже. Тихий, придушенный, полный такой боли, что по спине побежали мурашки.

Сайлас лежал на полу в своей комнате, скрючившись в клубок. Его руки вцепились в голову, ногти впились в кожу. Рут стояла рядом, бессильная, её руки дрожали.

– Он так уже десять минут, – выдохнула она. – Я не знаю, что делать.

Каллен опустился на колени рядом с мальчиком. Попытался разжать его руки, но Сайлас сопротивлялся с неожиданной силой.

– Сайлас, слышишь меня? Сайлас!

Мальчик застонал. Его глаза были открыты, но взгляд был направлен не на Каллена, не на комнату – куда-то дальше, туда, где стены растворялись, а реальность теряла форму.

– Она горит, – прошептал он. – Она горит изнутри. Я чувствую... я чувствую, как она разрывается.

Каллен почувствовал, как волосы на затылке встают дыбом.

– Что ты видишь, Сайлас? Что ты чувствуешь?

– Жар. Холод. Всё сразу. Она пытается удержаться, но... не может. Слишком тяжело. Слишком... пусто внутри.

Голос мальчика был не его собственным. Слишком старым. Слишком усталым. Как будто через него говорил кто-то – или что-то – существовавшее миллионы лет.

Каллен инстинктивно бросил взгляд в окно. Небо темнело. Первые звёзды начинали проступать сквозь сумерки. И там, на востоке, едва заметная оранжевая точка дрожала, как миражи над раскалённым асфальтом.

– Рут, принеси воды. И одеяло. Быстро.

Она исчезла из комнаты. Каллен остался наедине с Сайласом. Он взял мальчика за плечи, притянул к себе. Тело ребёнка было одновременно горячим и ледяным, как будто внутри него шла война температур.

– Слушай меня, Сайлас. Ты здесь. Ты со мной. Не там. Здесь.

– Но она зовёт, – мальчик всхлипнул. – Она не хочет умирать одна.

Что-то сжалось в груди Каллена. Не медицинская диагностика. Не научное любопытство. Просто... боль. Человеческая, простая, от которой не спрячешься за терминологией и графиками.

Рут вернулась с водой и пледом. Они укрыли Сайласа, напоили, уложили на кровать. Приступ постепенно отпускал. Мальчик затих, только губы его шевелились, шёпотом повторяя что-то неразборчивое.

Каллен и Рут вышли из комнаты.

– Это становится хуже, – сказала Рут. Её голос был ровным, но руки всё ещё дрожали. – Каждый день. Каждую ночь.

– Я знаю.

– Что происходит, Каллен? Почему моё... почему дети умирают вместе со звёздами? Это проклятие? Это...

– Это не проклятие, – перебил он. – Это... связь. Я не знаю, как и почему, но это реально. Физически реально.

Рут смотрела на него долго, изучающе.

– Ты знаешь что-то. Что-то, чего не говоришь.

Каллен вздохнул. Он прошёл на кухню, сел за стол. Рут последовала за ним.

– Есть теория, – начал он медленно. – Очень старая. Её никто всерьёз не воспринимает, но... Панспермия. Идея, что жизнь на Земле могла прийти из космоса. Бактерии, вирусы, органические молекулы, путешествующие на метеоритах, кометах. Мы все – звёздная пыль в буквальном смысле. Атомы углерода в наших телах выкованы в ядрах давно умерших звёзд.

– И что это значит?

– Это значит, что на каком-то уровне мы связаны. Всё во Вселенной связано – квантовая запутанность, гравитационные поля, электромагнитные волны. Информация распространяется, даже если мы её не видим. А если... если в момент рождения, когда ребёнок делает первый вдох, когда его нейроны впервые зажигаются... если в этот момент создаётся резонанс, связь с далёкой звездой...

– Ты говоришь как сумасшедший, – прервала Рут, но в её голосе не было осуждения. Только усталость.

– Я знаю. Но я не могу объяснить это иначе. Дети Эш-Пойнта... они словно настроены на частоту звёзд. Как радиоприёмники. И когда звезда меняется – они меняются. Когда она умирает...

Он не закончил. Не было нужды.

Рут опустила голову на руки.

– Мэттью видел сны, – прошептала она. – В последние дни. Он говорил мне, что летает. Что он в огне, но огонь не жжёт. Что он видит Землю снизу – маленькую, голубую, одинокую. Я думала... я думала, это лихорадка. Бред.

– Может быть. А может быть, нет.

Молчание. Тяжёлое. Ночь за окном сгущалась, превращая деревню в черно-белую фотографию.

– Есть ещё одна вещь, – сказал Каллен. – Я нашёл упоминания о других местах. Других детях. Я хочу... мне нужно поехать. Посмотреть. Может быть, кто-то знает больше. Может быть, есть способ...

– Способ что? Спасти его? – Рут подняла голову. В её глазах блестели слёзы, но она не плакала. – Ты хочешь сказать, что можно спасти звезду за шестьдесят световых лет отсюда?

– Нет. Но может быть, можно разорвать связь. Или... или ослабить её. Я не знаю, Рут. Но я должен попробовать.

Она кивнула. Медленно. Как будто каждое движение требовало усилий.

– Когда ты уедешь?

– Завтра. Есть место в Аризоне. Резервация навахо. Там живёт женщина – она связывалась со мной год назад. Говорила о похожих случаях.

– А Сайлас?

– Я оставлю тебе лекарства. От боли. От жара. Это всё, что я могу сделать сейчас. Но я вернусь. Обещаю.

Рут не ответила. Она просто сидела, глядя в пустоту, как будто там, в темноте кухни, были ответы, которые никто не мог дать.

---

Каллен уехал на рассвете. Его пикап исчез в облаке пыли на горизонте, оставив Эш-Пойнт наедине с небом и его безжалостными звёздами.

Рут осталась с Сайласом. Она кормила его, когда он мог есть. Читала ему вслух, когда он мог слушать. Держала за руку, когда он корчился от боли, которую не могла понять.

А по ночам она стояла у окна и смотрела на звезду, которая убивала её внука.

И однажды, на пятую ночь после отъезда Каллена, она заметила кое-что странное.

Другие дети Эш-Пойнта – те немногие, что остались – начали выходить из своих домов. Тихо. Осторожно. Как лунатики. Они стояли на улицах, подняв головы к небу, их лица были бледными в звёздном свете.

И все они смотрели в одну точку.

Туда, где угасала звезда Сайласа.

---

Каллен вернулся через неделю. Его лицо было серым от дорожной пыли и недосыпа, глаза – красными, как будто он смотрел в огонь слишком долго. Он даже не заглушил двигатель, когда выскочил из пикапа у дома Рут.

Она встретила его на пороге. Молча указала на улицу.

Дети стояли там до сих пор. Не все время – они приходили волнами, как приливы. Вечером появлялись, стояли до полуночи, потом расходились. Но каждую ночь их становилось больше. Двенадцать детей. Все, кто остался в Эш-Пойнте. Разного возраста, от пяти до пятнадцати. Они стояли неподвижно, их головы были откинуты назад, взгляды устремлены в одну точку неба.

Каллен медленно вышел на улицу. Подошёл к ближайшему ребёнку – девочке лет девяти с косичками и выцветшим платьем. Её звали Лия.

– Лия? Ты меня слышишь?

Она не ответила. Её губы шевелились, но звука не было. Каллен присмотрелся – она считала. Беззвучно отсчитывала что-то, раз за разом, как метроном.

Он отступил, чувствуя, как по спине ползёт холод.

– Рут, – позвал он, не оборачиваясь. – Сайлас с ними?

– Нет. Он внутри. Он... он не может встать.

Каллен вернулся в дом. Поднялся в комнату Сайласа. Мальчик лежал на кровати, укутанный одеялами, но всё равно дрожащий. Его кожа была бледной, почти прозрачной. Вены проступали синими линиями, как карта рек на высохшей земле.

– Сайлас, – Каллен сел на край кровати. – Это я. Доктор Каллен.

Мальчик открыл глаза. Они были огромными, заполняющими всё лицо. И в них плясал свет – оранжевый, мерцающий, как отражение далёкого пламени.

– Вы опоздали, – прошептал Сайлас. Голос его был слабым, но в нём звучало что-то другое. Не паника. Не страх. Принятие.

– Опоздал? К чему?

– Она умирает сегодня. Я чувствую. Ядро схлопнулось. Остался только огонь, разливающийся наружу. А потом... тишина.

Каллен взял мальчика за руку. Она была холодной, несмотря на одеяла.

– Я ездил в Аризону. Я говорил с людьми, которые знают. Которые видели то же самое. Там есть способы. Ритуалы. Старые знания.

– Какие способы? – в комнату вошла Рут. Её голос был твёрдым, но руки сжимались и разжимались, выдавая напряжение.

Каллен повернулся к ней.

– Навахо верят, что души детей связаны с звёздами. Что когда ребёнок рождается, звезда отдаёт ему часть своего света. А когда звезда умирает, она забирает его обратно. Но они также верят, что связь можно... перенаправить. Передать другой звезде. Если сделать это правильно. Если...

– Если что?

– Если ребёнок согласится. И если другие звёзды примут его.

Рут молчала. Сайлас закрыл глаза, его дыхание было поверхностным.

– Что мне нужно делать? – спросил он тихо.

Каллен достал из кармана куртки небольшой сверток, завёрнутый в грубую ткань. Развернул. Внутри был порошок – серый, с блёстками, которые переливались в свете лампы.

– Это пепел метеорита. Старого. Тысячи лет. Навахо используют его в церемониях. Говорят, он содержит память звёзд. Ты должен вдохнуть его. А потом... потом ты должен отпустить свою звезду. Попрощаться. И позволить другим подойти.

– Это безумие, – выдохнула Рут.

– Я знаю. Но у нас нет выбора.

– Всегда есть выбор!

– Какой? – Каллен повернулся к ней, и в его глазах было столько боли, что Рут отступила. – Смотреть, как он умирает? Как умер Мэттью? Как умерли все остальные? Я не могу. Не снова.

Тишина растянулась, как резиновая нить, готовая лопнуть.

– Я согласен, – сказал Сайлас.

Они оба посмотрели на него. Мальчик лежал неподвижно, но глаза его были открыты, ясные, несмотря на слабость.

– Я не хочу умирать. Но если она уходит... если она больше не может держать меня... тогда пусть будет кто-то другой.

Рут опустилась на колени рядом с кроватью. Взяла лицо внука в ладони.

– Ты уверен?

– Нет. Но я устал бояться.

---

Они вышли во двор, когда луна поднялась высоко. Дети всё ещё стояли на улице, но теперь они начали двигаться – медленно, синхронно, образуя круг вокруг дома Рут. Никто не говорил им делать это. Они просто знали.

Каллен и Рут помогли Сайласу выйти. Мальчик еле держался на ногах, опираясь на них обоих. Его дыхание было хриплым, как будто каждый вдох требовал героического усилия.

Они положили его на землю в центре двора. Грязь была холодной и твёрдой, небо над ними – бесконечным.

Каллен высыпал порошок на ладонь. Поднёс к лицу Сайласа.

– Вдохни. Медленно. И сосредоточься на небе. На звёздах. Не на одной. На всех.

Сайлас кивнул. Закрыл глаза. Вдохнул.

Порошок был едким, царапающим горло, но сквозь боль пробивалось что-то ещё. Тепло. Или холод. Или и то, и другое одновременно. Сайлас почувствовал, как его сознание расширяется, выплёскивается за пределы тела, поднимается, поднимается, поднимается...

И вдруг он был там. Наверху. Среди звёзд.

Он видел свою звезду. Она была огромной, умирающей, её оболочка раздувалась и остывала, превращаясь из оранжевой в красную, из красной в тёмную. Внутри неё бушевал последний шторм – термоядерные реакции, пожирающие остатки топлива, разрывающие структуру изнутри. Она была в агонии. И она звала его.

«Иди ко мне. Вернись. Мы всегда были одним целым».

Сайлас чувствовал притяжение. Непреодолимое. Как гравитация, тянущая его вниз – или вверх? Он больше не знал, где верх, где низ. Он только знал, что если он поддастся, если он позволит себя втянуть... будет конец. Тепло. Покой. Растворение в свете, который был его первым домом.

Но тогда он услышал другое. Голоса. Множество голосов. Тихие, далёкие, но настойчивые.

Дети Эш-Пойнта стояли внизу, их сознания тянулись к нему, образуя паутину света. И за ними – звёзды. Тысячи звёзд. Миллионы. Каждая пела на своей частоте, каждая предлагала связь, убежище, новый дом.

«Отпусти её, – шептали голоса. – Отпусти, и мы поймаем тебя».

Сайлас повернулся к своей звезде. К оранжевому гиганту, который дал ему жизнь. К свету, который был его колыбелью.

– Спасибо, – прошептал он. – Спасибо за всё. Но мне нужно остаться. Ещё немного. Пожалуйста. Отпусти меня.

Звезда пульсировала. Один раз. Дважды. Как сердце, бьющееся в последний раз.

А потом – она отпустила.

Сайлас почувствовал, как нить, связывающая его с умирающим светом, лопнула. Он упал. Вниз, сквозь темноту, сквозь бездну, сквозь ужас одиночества.

И был пойман.

Сотни тонких нитей, сплетённых из света других звёзд, подхватили его. Не одна. Много. Они держали его вместе, каждая добавляла крупицу энергии, тепла, жизни. Он больше не принадлежал одной звезде. Он принадлежал небу.

---

Сайлас открыл глаза.

Он лежал на земле. Рут и Каллен склонились над ним, их лица были бледными от страха. Вокруг стояли дети, их руки были протянуты к нему, как антенны, ловящие сигнал.

– Я здесь, – прошептал Сайлас. – Я... я всё ещё здесь.

Рут зарыдала. Притянула его к себе, прижала так сильно, что он едва мог дышать. Но ему было всё равно. Он был жив. Он чувствовал жизнь, пульсирующую в венах, тёплую и настоящую.

Каллен откинулся назад, провёл рукой по лицу. Его плечи затряслись – от смеха или от рыданий, невозможно было сказать.

Дети медленно разошлись. Вернулись в свои дома. Ночь продолжала сгущаться.

А где-то там, за шестьдесят световых лет, оранжевая звезда сделала свой последний вдох и погасла, превратившись в холодный, мёртвый карлик.

Но Сайлас больше не был связан с ней.

Он принадлежал всем звёздам. И ни одной.

---

Утро пришло медленно, как будто само небо не было уверено, стоит ли возвращать свет в Эш-Пойнт. Рут не спала всю ночь – она сидела у кровати Сайласа, держала его руку и слушала, как он дышит. Ровно. Спокойно. Живо.

Каллен дремал в кресле у окна, его голова была откинута назад, рот приоткрыт. Он выглядел старше, чем вчера. Или моложе. Рут не могла решить. Может быть, просто – человечнее.

Когда первые лучи солнца пробились сквозь потрёпанные занавески, Сайлас открыл глаза. Они были ясными. Не такими, как раньше – не затуманенными болью, не горящими чужим светом. Просто глазами мальчика, который проснулся после долгого сна.

– Бабушка? – его голос был хриплым, но твёрдым.

– Здесь, милый. Я здесь.

Он попытался сесть. Рут помогла ему, подложив под спину подушки. Сайлас огляделся, словно видел комнату впервые. Трещины на стенах. Пыль на подоконнике. Старый плакат с изображением звёздного неба, который висел там, сколько он себя помнил.

– Что-то изменилось, – сказал он тихо.

– Что именно?

Он помолчал, прислушиваясь к чему-то внутри себя.

– Раньше я слышал только один голос. Одну песню. Она была такой громкой, что заглушала всё остальное. А теперь... теперь их много. Тихих. Далёких. Но они все вместе. Как... как хор.

Рут не знала, что ответить. Она просто обняла его, уткнулась лицом в его растрёпанные волосы и позволила себе наконец заплакать – не от горя, а от облегчения.

Каллен проснулся от звука её всхлипов. Встал, размял затёкшие плечи и подошёл к кровати.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он, доставая стетоскоп чисто по привычке.

– Голодным, – ответил Сайлас, и это заставило всех троих рассмеяться – неловко, нервно, но искренне.

Рут приготовила завтрак. Яичницу, тосты, кофе для взрослых и подслащённое молоко для Сайласа. Они ели молча, наслаждаясь простотой момента – скрипом вилок о тарелки, запахом жареного масла, теплом утреннего света, струящегося через окно.

Потом Каллен вышел на улицу. Деревня была тихой. Слишком тихой. Никого на дорогах. Никаких звуков, кроме ветра, гоняющего пыль по пустым улицам.

Он прошёл к домам других детей. Постучал в несколько дверей. Они открывались медленно, неохотно. Родители смотрели на него с подозрением и усталостью – эмоциями, которые стали универсальным языком Эш-Пойнта.

– Дети в порядке? – спрашивал Каллен.

– Спят, – отвечали ему. – Крепко. Впервые за много ночей.

Он кивал и шёл дальше. К дому Лии. К дому близнецов Райли. К ветхой хижине на краю деревни, где жил мальчик по имени Джек, чья звезда была переменной, заставляя его метаться между эйфорией и отчаянием.

Везде – одно и то же. Дети спали. Их лица были спокойными, дыхание – ровным. Как будто что-то внутри них, что тянуло и разрывало, наконец отпустило.

Или, может быть, перестроилось.

Каллен вернулся к дому Рут, когда солнце уже поднялось высоко. Она сидела на крыльце, обхватив руками чашку с остывшим кофе.

– Они все спят, – сказал он, присаживаясь рядом. – Впервые за недели.

– Думаешь, это из-за Сайласа? Из-за того, что случилось ночью?

– Не знаю. Но я думаю... я думаю, что когда он разорвал связь со своей звездой и принял другие, он как-то изменил баланс. Может быть, он показал им, что возможно. Что они не обязаны быть привязаны только к одному источнику света.

Рут кивнула. Её пальцы сжались вокруг чашки.

– Он больше не будет прежним, правда?

– Никто из нас не будет, – ответил Каллен. – Но он жив. Это главное.

Они сидели молча, наблюдая, как тени укорачиваются, как день вступает в свои права. Где-то внутри дома Сайлас смеялся – тихо, почти неслышно, но это был смех живого ребёнка, а не эхо угасающей звезды.

---

Через месяц Каллен собрал все свои карты. Снял их со стен. Свернул в тугие рулоны и убрал в коробку. Может быть, когда-нибудь он вернётся к ним. Может быть, попытается понять то, что случилось в ту ночь. Но не сейчас.

Сейчас он просто хотел быть врачом. Лечить простуды и переломы, ставить прививки и слушать сердцебиение – обычное, человеческое, не резонирующее с термоядерными взрывами за триллионы километров отсюда.

Сайлас пошёл на поправку. Медленно, но верно. Он набрал вес, вернулся цвет на щёки, исчезли синие тени под глазами. Он снова начал бегать, играть, смеяться. Но иногда, по ночам, он выходил во двор и долго смотрел на небо. Не с тоской. Не со страхом. Просто... смотрел. Как будто слушал далёкую музыку, которую больше никто не мог услышать.

Рут не спрашивала, что он там видит. Некоторые вещи лучше оставить без слов.

Другие дети тоже изменились. Они стали спокойнее, но не слабее. Менее привязанными к небу, но всё ещё связанными с ним. Как будто что-то, что раньше было цепью, превратилось в невидимую нить – достаточно прочную, чтобы удерживать, но достаточно свободную, чтобы позволить жить.

Эш-Пойнт оставался тем же – пыльным, забытым, потерянным на краю света. Но для тех, кто жил здесь, он стал чем-то другим. Местом, где случилось невозможное. Где мальчик бросил вызов умирающей звезде – и выжил.

Каллен иногда задавался вопросом, что стало с той звездой. Погасла ли она окончательно? Превратилась ли в холодный карлик, дрейфующий в темноте? Или, может быть, где-то там, в её остывающем ядре, сохранилась крошечная искра памяти о мальчике, которого она когда-то держала?

Он никогда не узнает. И, может быть, это к лучшему.

Некоторые истины не нуждаются в ответах. Они просто должны быть прожиты.

---

Прошёл год.

Сайлас стоял на крыше дома Рут, глядя на ночное небо. Ему исполнилось восемь. Он был выше, сильнее, живее, чем когда-либо.

Звёзды мерцали над ним – миллиарды холодных точек света, каждая со своей историей, своей судьбой. Где-то среди них была та, что когда-то была его. Теперь – мёртвая, тёмная, невидимая.

Но он не грустил. Потому что теперь он принадлежал не одной звезде.

Он принадлежал всем.

И когда он закрыл глаза, он мог слышать их – тихий, бесконечный хор света, поющий сквозь пустоту.

Он был дитя светил.

И он был свободен.